— Что вы объясняете мне очевидные вещи? — проскрипел Коффин.

— О'кей, — мощная фигура Вульфа поднялась из-за стола и с удивительной легкостью двинулась к двери. — Возле дома стоит мой служебный аэрокар. Поехали к Свободе.

Глава 4

Когда Вульф посадил машину, в небе вставала внешняя луна Ракш.

Находясь в перигее и будучи видна почти полностью, она казалась вдвое больше по угловому диаметру, чем Луна, видимая с Земли, и напоминала крапчатый диск цвета меди, чей свет обрисовывал далекие снежные вершины и заставлял сверкать изморозь на траве. Ракш медленно, очень медленно двигался с запада. Чтобы завершить видимый с Растума период, ей требовалось 53 часа — почти в два раза больше, чем время ее обращения на орбите вокруг Растума, — и тогда можно было заметить, как она меняется в размерах и переходит в другую фазу, оставаясь висеть в небе.

Малютка Сухраб тоже появлялась с запада, но пересекала небо в южном направлении слишком низко и слишком быстро, чтобы человек мог ее заметить.

Казалось бы, при таком двойном освещении звезды должны быть едва видны, но густой воздух лишь слегка затуманивал их. Кроме системы Эридана, которая, впрочем, не была видна с Высокогорья Америки, в ночном небе можно было отыскать созвездия Ориона, Дракона, Большой Медведицы, Кассиопеи — те же самые, к которым привыкли земляне. Но профессиональный астроном отметил бы некоторое их искажение. (Даже само Солнце оказывалось прямо над Волопасом, когда его можно было разглядеть в часы затмения Ракша). Двадцать световых лет — сорок лет полета — но в масштабах Галактики это был пустяк.

Выйдя из аэрокара, Коффин поежился от холода. Под сиянием Луны дыхание превращалось в белый пар. Свет, падавший из окон дома на сад, казался холодным и призрачным. Он окаймлял серебром длинные листья дуба и отбрасывал на замерзший пруд тень пихтовой рощицы. Среди ветвей этой рощицы, подобно фонарю гоблинов, висело гнездо цветастого феникса, покинутое осенью, но все еще мерцавшее от облепившей его светящейся древесной губки.

Крыло дома, в котором горел свет, голубело сквозь деревья. Оттуда доносилась трель поющей ящерицы, сверхъестественная, как некая трехтактная старинная шотландская мелодия. Ветер, медленный и тяжелый, шелестел сухими листьями, но этот звук не был похож ни на октябрьское шуршание листвы в Новой Англии, ни на что-либо другое, что можно было услышать на Земле.

Тем не менее, в отличие от весны и лета, когда буйная природа Растума наполняла ночи голосами, трелями и кваканьем, сейчас было тихо. Шаги гулко отдавались от промерзшей почвы. Неожиданно для самого себя, Коффин почувствовал прилив какой-то благодарности, когда дверь дома распахнулась, и оттуда хлынули тепло и свет.

— Что ж, входите, — сказала Джудит. — Правда, я не ожидала…

— Ян дома? — спросил Вульф.

— Нет, он в шахте, — Джудит внимательно посмотрела на них, и вдруг ее взгляд застыл, а лицо начало бледнеть. — Я вызову его, — сказала она тихо.

Пока Джудит настраивала видеофон, Коффин присел на краешек стула.

Вульф, чувствовавший себя более непринужденно, уселся на диван, который застонал под тяжестью его тела.

Гостиная была более просторной, чем обычно в домах колонистов, и пробудила у Коффина щемящее воспоминание своими грубыми потолочными балками, каменным очагом и тряпичными ковриками. Закусив губу, он напомнил себе, что подобных комнат на Земле давно уже нет. Теперь, когда с помощью широкодоступного фотопринтера можно было снимать копии нормальных размеров с микроматериалов, начала возрождаться традиция личных библиотек.

В гостиной Свободы было много полок, заставленных книгами, хотя выбор авторов отличался заметным своеобразием: Омар Хайям, Рабле и Кейбелл стояли на полке, предназначенной для детских книг.

В комнату заглянула Джудит.

— Ян сказал, что постарается вернуться, как можно быстрее, — сообщила она. — Ему самому придется останавливать авточерпак, потому что Сабуро работает в забое. Там что-то случилось с компьютером копательного механизма, — поколебавшись, она спросила:

— Могу я предложить вам чаю?

— Нет, спасибо, — ответил Коффин.

— Непременно, непременно, — сказал Вульф. — И если у вас случайно завалялось несколько ваших знаменитых вишневых бисквитов…

Джудит ответила Вульфу скорее благодарной, чем любезной улыбкой.

— Ну, конечно, — сказала она и скрылась на кухню.

Вульф протянул руку к ближайшей книжной полке. Вытащил оттуда какую-то книгу и зажег очередную сигарету.

— Мне кажется, что я так никогда и не пойму Дилени Томаса, — сказал он. — Но мне нравится его стиль, и вообще, я сомневаюсь, хотел ли он сам, чтобы его понимали.

Коффин выпрямился, сидя на стуле, и уставился в стену.

Вскоре вернулась Джудит, держа в руках поднос.

Вульф громко причмокнул.

— Великолепно! — объявил он. — Дорогая моя, вам принадлежит честь быть первой женщиной на Растуме, возродившей истинное искусство приготовления чая. Помимо того факта, что чайные листья приобретают на Растуме особый цвет, приходится еще учитывать и двадцатикратную разницу в температуре кипения воды. Какой смесью вы пользуетесь? Или это секрет?

— Нет, — рассеянно произнесла Джудит. — я напишу вам рецепт… извините за беспорядок. Знаете, свадебные приготовления… Торжество состоится завтра, после восхода солнца. Но, конечно, это указано в ваших приглашениях… — она внезапно замолчала. — Извините, мистер Коффин.

— Ерунда, — отозвался Коффин, почувствовал, что сказал что-то не то, но никак не мог найти нужных слов, чтобы исправить неприятное впечатление.

Джудит сделала вид, что не заметила этого:

— Я поддерживаю контакт с Терезой, — сказала она. — Коснись меня, мне кажется, я не смогла бы перенести случившееся с таким мужеством, как она.

— Если уж этому суждено было случиться, — сказал Коффин, — то надо было благодарить бога, что произошло это не с настоящим ребенком.

Джудит покраснела от возмущения.

— Неужели вы думаете, — сказала она, — что для нее это имеет какую-нибудь разницу?

— Нет, простите меня.

Коффин потер глаза большим и указательными пальцами.

— Я настолько устал, что не соображаю, что говорю. Не поймите меня превратно. Я намерен продолжать поиски до тех пор, пока… по крайней мере, пока мы не выясним, что случилось.

Джудит бросила быстрый взгляд на Вульфа.

— Если Дэнни мертв, — сказала она нетвердым голосом, — я думаю, вы должны как можно быстрее дать Терезе возможность взять еще одного экзогенного ребенка.

— Если она захочет, — возразил мэр. — Дэнни достиг обязательного минимального возраста, и она больше не обязана иметь в семье экзогенов.

— В глубине души Тереза этого хочет. Я ее знаю. Если она не попросит об этом, заставьте ее. Она должна убедиться, что ее… что ее попытка была удачной.

— Вы тоже так думаете, Джош? — осведомился Вульф.

Взгляд Коффина стал сухим. Эти люди обсуждали его личные проблемы. Но делали они это без злого умысла, и Коффин не осмелился обидеть жену Яна Свободы.

— В любом случае, — выдавил он из себя с трудом, — я знаю, принятие такого решения — наш долг.

— К черту долг! — вспылила Джудит.

Усталость дала себя знать, и благодаря ей бывшая привычка старого холостяка-астронавта относиться к женщине, как к большому ребенку, взяла верх. Коффин сказал:

— Разве вы не понимаете? Три тысячи колонистов не располагают достаточным для обеспечения сохранности рода фондом генов. Тем более, на новой планете, где необходимо максимальное разнообразие типов людей, чтобы раса смогла приспособиться к новым условиям в течение минимального числа поколений.

Экзогены, после того, как они будут произведены, взяты на воспитание и выращены до зрелого возраста, со временем будут насчитывать миллион дополнительных предков будущего человечества планеты Растум. Они просто необходимы.

— Уверяю вас: Джудит получила неплохое образование.